Неточные совпадения
Не успели они
остановиться, как
собаки, перегоняя одна другую, уже летели к болоту.
Турка подъехал к острову,
остановился, внимательно выслушал от папа подробное наставление, как равняться и куда выходить (впрочем, он никогда не соображался с этим наставлением, а делал по-своему), разомкнул
собак, не спеша второчил смычки, сел на лошадь и, посвистывая, скрылся за молодыми березками. Разомкнутые гончие прежде всего маханиями хвостов выразили свое удовольствие, встряхнулись, оправились и потом уже маленькой рысцой, принюхиваясь и махая хвостами, побежали в разные стороны.
Но он тотчас же сообразил, что ему нельзя
остановиться на этой эпитафии, ведь животные —
собаки, например, — тоже беззаветно служат людям. Разумеется, люди, подобные Тане, полезнее людей, проповедующих в грязном подвале о глупости камня и дерева, нужнее полуумных Диомидовых, но…
Все тихо в доме Пшеницыной. Войдешь на дворик и будешь охвачен живой идиллией: куры и петухи засуетятся и побегут прятаться в углы;
собака начнет скакать на цепи, заливаясь лаем; Акулина перестанет доить корову, а дворник
остановится рубить дрова, и оба с любопытством посмотрят на посетителя.
Экипаж
остановился у новой пятистенной избы, которая точно горела внутри, — так жарко топилась печка у богатого мужика. На лай
собаки вышел сам хозяин.
Действительно, кто-то тихонько шел по гальке. Через минуту мы услышали, как зверь опять встряхнулся. Должно быть, животное услышало нас и
остановилось. Я взглянул на мулов. Они жались друг к другу и, насторожив уши, смотрели по направлению к реке.
Собаки тоже выражали беспокойство. Альпа забилась в самый угол палатки и дрожала, а Леший поджал хвост, прижал уши и боязливо поглядывал по сторонам.
«Да где же это я?» — повторил я опять вслух,
остановился в третий раз и вопросительно посмотрел на свою английскую желто-пегую
собаку Дианку, решительно умнейшую изо всех четвероногих тварей.
Не успел я ему ответить, не успела
собака моя с благородной важностью донести до меня убитую птицу, как послышались проворные шаги, и человек высокого росту, с усами, вышел из чащи и с недовольным видом
остановился передо мной. Я извинился, как мог, назвал себя и предложил ему птицу, застреленную в его владениях.
Прежде чем я
остановился в этом березовом леску, я с своей
собакой прошел через высокую осиновую рощу.
Иногда я
останавливался и ждал возвращения Лешего, и
собака вновь указывала мне потерянное направление.
Стрелки шли впереди, а я немного отстал от них. За поворотом они увидали на протоке пятнистых оленей — телка и самку. Загурский стрелял и убил матку. Телок не убежал;
остановился и недоумевающе смотрел, что люди делают с его матерью и почему она не встает с земли. Я велел его прогнать. Трижды Туртыгин прогонял телка, и трижды он возвращался назад. Пришлось пугнуть его
собаками.
В верхней части река Сандагоу слагается из 2 рек — Малой Сандагоу, имеющей истоки у Тазовской горы, и Большой Сандагоу, берущей начало там же, где и Эрлдагоу (приток Вай-Фудзина). Мы вышли на вторую речку почти в самых ее истоках. Пройдя по ней 2–3 км, мы
остановились на ночлег около ямы с водою на краю размытой террасы. Ночью снова была тревога. Опять какое-то животное приближалось к биваку.
Собаки страшно беспокоились. Загурский 2 раза стрелял в воздух и отогнал зверя.
Он расхаживал по псарне, окруженный своими гостями и сопровождаемый Тимошкой и главными псарями;
останавливался пред некоторыми конурами, то расспрашивая о здоровии больных, то делая замечания более или менее строгие и справедливые, то подзывая к себе знакомых
собак и ласково с ними разговаривая.
При сем Чуб поправил свой пояс, перехватывавший плотно его тулуп, нахлобучил крепче свою шапку, стиснул в руке кнут — страх и грозу докучливых
собак; но, взглянув вверх,
остановился…
Только в позднюю осень позволяет он
собаке делать над собой стойку, вероятно оттого, что бывает необычайно жирен и утомляется от скорого и многого беганья, во всякое же другое время он, так же как болотная курица и луговой коростель, бежит, не
останавливаясь, и нередко уходит в такие места, что
собака отыскать и поднять его не может.
Тем не менее, однако, они, хотя и низко, летают кругом охотника или
собаки с обыкновенным своим криком, а всего чаще садятся на какую-нибудь плаху или колышек, торчащие из воды, или на берег у самой воды и бегают беспрестанно взад и вперед, испуская особенный писк, протяжный и звонкий, который никогда не услышишь от летающего зуйка, а всегда от бегающего, и то в те мгновения, когда он
останавливается.
Только истинные охотники могут оценить всю прелесть этой картины, когда
собака, беспрестанно
останавливаясь, подойдет, наконец, вплоть к самому вальдшнепу, поднимет ногу и, дрожа, как в лихорадке, устремив страстные, очарованные, как будто позеленевшие глаза на то место, где сидит птица, станет иссеченным из камня истуканом, умрет на месте, как выражаются охотники.
Все, что я писал о избиении сих последних во время вывода детей, совершается и над травниками; от большей глупости (так нецеремонно и жестко выражаются охотники) или горячности к детям они еще смелее и ближе, с беспрестанным, часто прерывающимся, коротким, звенящим криком или писком, похожим на слоги тень, тень, подлетают к охотнику и погибают все без исключения, потому что во время своего летания около
собаки или стрелка часто
останавливаются неподвижно в воздухе, вытянув ноги и трясясь на одном месте.
—
Собака лает, — сказал Ноздрин и
остановился.
Оставалось всего несколько шагов до избушки Никитича, и уже брехнула спавшая у огонька
собака, как Ганна
остановилась.
Простившись с Помадою, он завернул за угол и
остановился среди улицы. Улица, несмотря на ранний час, была совершенно пуста; подслеповатые московские фонари слабо светились, две цепные
собаки хрипло лаяли в подворотни, да в окна одного большого купеческого дома тихо и безмятежно смотрели строгие лики окладных образов, ярко освещенных множеством теплящихся лампад.
Остановившись на этом месте писать, Вихров вышел посмотреть, что делается у молельни, и увидел, что около дома головы стоял уже целый ряд икон, которые на солнце блестели своими ризами и красками. Старый раскольник сидел около них и отгонял небольшой хворостиной подходящих к ним
собак и куриц.
Собака сейчас же пошла туда и сюда сновать, потом вдруг
остановилась и как бы замерла.
Поровнявшись с кондитерской Миллера, я вдруг
остановился как вкопанный и стал смотреть на ту сторону улицы, как будто предчувствуя, что вот сейчас со мной случится что-то необыкновенное, и в это-то самое мгновение на противоположной стороне я увидел старика и его
собаку.
— Господи, что же это такое? — взмолился генерал,
останавливаясь перед Лаптевым. — Евгений Константиныч! вас ждут целый час тысячи людей, а вы возитесь здесь с
собакой! Это… это… Одним словом, я решительно не понимаю вас.
Он умер утром, в те минуты, когда гудок звал на работу. В гробу лежал с открытым ртом, но брови у него были сердито нахмурены. Хоронили его жена, сын,
собака, старый пьяница и вор Данила Весовщиков, прогнанный с фабрики, и несколько слободских нищих. Жена плакала тихо и немного, Павел — не плакал. Слобожане, встречая на улице гроб,
останавливались и, крестясь, говорили друг другу...
Свирепый пес немедленно укрощался, с некоторою задумчивостью
останавливался над лежащей перед ним вверх ногами покорной
собакой и медленно, с большим любопытством начинал ее обнюхивать во всех частях тела.
Чем дальше уходили мы от дома, тем глуше и мертвее становилось вокруг. Ночное небо, бездонно углубленное тьмой, словно навсегда спрятало месяц и звезды. Выкатилась откуда-то
собака,
остановилась против нас и зарычала, во тьме блестят ее глаза; я трусливо прижался к бабушке.
Темною ратью двигается лес навстречу нам. Крылатые ели — как большие птицы; березы — точно девушки. Кислый запах болота течет по полю. Рядом со мною идет
собака, высунув розовый язык,
останавливается и, принюхавшись, недоуменно качает лисьей головой.
Чуть какой-нибудь важный проезжий или дама какая
останавливаются, а они сейчас: «Засмейся, собачка», та и смеется, каналья, а проезжим любопытство; спрашивают: «Батушка, как эту собачку звать?» А они: «Я, говорит, не батушка, а дьякон, — моего батушку
собаки съели».
Властно захватило новое, неизведанное чувство: в приятном остром напряжении, вытянув шею, он всматривался в темноту, стараясь выделить из неё знакомую коренастую фигуру. Так, точно
собака на охоте, он крался, думая только о том, чтобы его не заметили, вздрагивая и
останавливаясь при каждом звуке, и вдруг впереди резко звякнуло кольцо калитки, взвизгнули петли, он
остановился удивлённый, прислушался — звук шагов Максима пропал.
Собака взглянула на него здоровым глазом, показала ещё раз медный и, повернувшись спиной к нему, растянулась, зевнув с воем. На площадь из улицы, точно волки из леса на поляну, гуськом вышли три мужика; лохматые, жалкие, они
остановились на припёке, бессильно качая руками, тихо поговорили о чём-то и медленно, развинченной походкой, всё так же гуськом пошли к ограде, а из-под растрёпанных лаптей поднималась сухая горячая пыль. Где-то болезненно заплакал ребёнок, хлопнула калитка и злой голос глухо крикнул...
Оленин еще был сзади, когда старик
остановился и стал оглядывать дерево. Петух тордокнул с дерева на
собаку, лаявшую на него, и Оленин увидал фазана. Но в то же время раздался выстрел, как из пушки, из здоровенного ружья Ерошки, и петух вспорхнул, теряя перья, и упал наземь. Подходя к старику, Оленин спугнул другого. Выпростав ружье, он повел и ударил. Фазан взвился колом кверху и потом, как камень, цепляясь за ветки, упал в чащу.
Пробежав шагов двести, Кирша
остановился; он прилег наземь и стал прислушивать: чуть-чуть отзывался вдали конский топот, отголосок не повторял уже диких криков буйной толпы всадников; вскоре все утихло, и усталая
собака улеглась спокойно у ног его.
Кирша
остановился, ожидая, что кто-нибудь выйдет из избы, но никто не появлялся; он, вынув из своей дорожной сумы кусок хлеба, бросил его
собаке, и умилостивленный цербер, ворча, спрятался в свою конуру.
Путешественники
остановились. Направо, с полверсты от дороги, мелькал огонек; они поворотили в ту сторону, и через несколько минут Алексей, который шел впереди с
собакою, закричал радостным голосом...
Черная
собака с высунутым языком бежит от косарей навстречу к бричке, вероятно, с намерением залаять, но
останавливается на полдороге и равнодушно глядит на Дениску, грозящего ей кнутом: жарко лаять!
Да и что могла поделать полиция с
собаками, которые, пробегая из Охотного или в Охотный прямым путем, иногда деловито
останавливались у столба, балансируя на трех ногах, а четвертой, непременно задней, поддерживали столб, может быть из осторожности, чтобы не упал: вещь казенная.
Сани
остановились около большого странного дома, похожего на опрокинутый супник. Длинный подъезд этого дома с тремя стеклянными дверями был освещен дюжиной ярких фонарей. Двери со звоном отворялись и, как рты, глотали людей, которые сновали у подъезда. Людей было много, часто к подъезду подбегали и лошади, но
собак не было видно.
Молодая рыжая
собака — помесь такса с дворняжкой — очень похожая мордой на лисицу, бегала взад и вперед по тротуару и беспокойно оглядывалась по сторонам. Изредка она
останавливалась и, плача, приподнимая то одну озябшую лапу, то другую, старалась дать себе отчет: как это могло случиться, что она заблудилась?
Табун проходил вечером горой, и тем, которые шли с левого края, видно было что-то красное внизу, около чего возились хлопотливо
собаки и перелетали воронья и коршуны. Одна
собака, упершись лапами в стерву, мотая головой, отрывала с треском то, чтò зацепила. Бурая кобылка
остановилась, вытянула голову и шею и долго втягивала в себя воздух. Насилу могли отогнать ее.
Задний ход!» И мы
остановились, как охотничья
собака над перепелкой.
Оба пошли в сарай и легли на сене. И уже оба укрылись и задремали, как вдруг послышались легкие шаги: туп, туп… Кто-то ходил недалеко от сарая; пройдет немного и
остановится, а через минуту опять: туп, туп…
Собаки заворчали.
Его угнетала невозможность пропустить мимо себя эти часы уныния. Всё кругом было тягостно, ненужно: люди, их слова, рыжий конь, лоснившийся в лунном свете, как бронза, и эта чёрная, молча скорбевшая
собака. Ему казалось, что тётка Ольга хвастается тем, как хорошо она жила с мужем; мать, в углу двора, всхлипывала как-то распущенно, фальшиво, у отца
остановились глаза, одеревенело лицо, и всё было хуже, тягостнее, чем следовало быть.
В самую эту минуту передний волк, гнавшийся по пятам за
собакой, наскакав на самые дрожки, отпрыгнул и шагах в двадцати
остановился, почти боком ко мне.
Итак, охотник выходит в поле, имея в вачике непременно вабило;
собака приискивает перепелку,
останавливается над ней, охотник подходит как ближе, поднимает ястреба на руке как выше, кричит пиль,
собака кидается к перепелке, она взлетает, ястреб бросается, догоняет, схватывает на воздухе и опускается с ней на землю.
Действительно,
собака моя
остановилась как вкопанная перед широким дубовым кустом, которым заканчивался узкий овраг, выползавший на дорогу. Мы с Прокофием подбежали к
собаке: из куста поднялся вальдшнеп. Мы оба выстрелили по нем и промахнулись; вальдшнеп переместился; мы отправились за ним.
Впереди, у самой дороги, горел костер; пламени уже не было, светились одни красные уголья. Слышно было, как жевали лошади. В потемках обозначились две подводы — одна с бочкой, другая пониже, с мешками, и два человека: один вел лошадь, чтобы запрягать, другой стоял около костра неподвижно, заложив назад руки. Заворчала около подводы
собака. Тот, который вел лошадь,
остановился и сказал...
Иван Иваныч протяжно вздохнул и закурил трубочку, чтобы начать рассказывать, но как раз в это время пошел дождь. И минут через пять лил уже сильный дождь, обложной, и трудно было предвидеть, когда он кончится. Иван Иваныч и Буркин
остановились в раздумье;
собаки, уже мокрые, стояли, поджав хвосты, и смотрели на них с умилением.
Мы
остановились у крайней, очень плохой избушки, в которой жил Спирька Косой. Наш приезд взбудоражил всю деревню — поднялись
собаки, в окнах мелькнули наблюдавшие за нами физиономии, за ворота выскочили посмотреть на приехавших какие-то молодые люди в охотничьих сапогах и кожаных куртках. Какая-то толстая голова кланялась из окна Флегонту Флегонтовичу и старалась что-то выкрикнуть, приставив руку ко рту трубкой.